Принц Конде сказал с мимолетной улыбкой:

– Поскольку нашему другу Анжу неприятно, да и непо-христиански, пожалуй что, обсуждать некоторые вещи, я возьму на себя этунелегкую обязанность, которую мы должны исполнить для блага Франции… Людовикмне родственник, но приходится повторить вслед за древним мудрецом, что истинав данный момент дороже. Действительность же такова: быть может, во Франции нетвторого менее приспособленного для роли короля человека, нежели мой кузенЛюдовик. Бывали в истории короли-тираны, подобно Людовику Одиннадцатому, бываликороли-развратники вроде Генриха Четвертого, но они при всех их недостаткахбыли подлинными королями. Они правили, и не так уж плохо. Меж тем мой кузен неспособен управлять решительно ничем, даже стойкостью определенных частей тела…Да-да, вы зря улыбаетесь, герцогиня! Это тоже имеет огромное значение. Франциинужен наследник, черт побери! Но мало кто верит, что его в состоянии смастеритькузен Луи. В кого он только такой удался, прах его забери? Довести молодую,очаровательную супругу до того, что она то вынуждена брать уроки любви у нашейочаровательной Мари, то, рискуя многим, тайком пускать к себе английскоговетреника, который ее в настоящую минуту и охаживает… Моя чрезмернаяоткровенность вас не шокирует, любезный Арамис?

– Не сказал бы, – кратко ответил д’Артаньян,легонько отстраняя под простыней шаловливую ладошку герцогини.

– Отлично… Так вот, хороший охотник всегда знает,какого щенка следует побыстрее утопить, потому что от него не будет толку. А унас речь идет о королевстве! Наш друг Гастон, – похлопал он по коленусидевшего в напряженно-горделивой позе брата короля, – совсем другое дело.Он решителен, смел, обладает всеми необходимыми качествами для человека,достойного занять трон. Да и способность к производству здорового потомства ужедоказал не один раз, пусть и, как бы это деликатнее выразиться, неофициально…Самое пикантное, что законы королевства некоторым образом на нашей стороне.Видите ли, Арамис, есть во французских законах такое правило: если король потем или иным причинам не в состоянии исполнять свои обязанности – или самподпишет соответствующий эдикт, – то первый принц крови, в данном случаеГастон, может объявить себя Главным Наместником королевства… а отсюда уженедалеко и до коронации. У меня найдутся в парижском парламенте люди, которыеподкрепят этот закон целой грудой комментариев и прочих юридическихцелесообразностей. Все будет законно…

– Значит, существует два заговора? – спросилд’Артаньян.

– Ну разумеется. Точнее, внутри одного существует еще ивторой, о котором знает не в пример меньше людей, – но вы отныне к нимпринадлежите, счастливец! Большая часть вовлеченных в заговор свято верит, чторечь идет только о том, чтобы прикончить кардинала в одном из его замков… Вотдурачье! Как будто мы с Гастоном только тем и озабочены, чтобы, обжигаясобственные пальцы, таскать каштаны из огня для кучки напыщенных дураков,ненавидящих кардинала, чтобы они потом воспользовались в полной мере плодамипобеды… Нет уж, мы в первую очередь обязаны думать о собственном преуспевании…и о благе королевства, разумеется, – поторопился он добавить с ханжескимвидом.

– И как это будет выглядеть? – спросил д’Артаньянс искренним любопытством.

– Довольно просто, – заверил Конде. – Сначалаубьют кардинала – и те из заговорщиков, кто не посвящены в потаенное, вродевашего командира де Тревиля, с помощью имеющихся в их распоряжении средствобеспечат успех этого благого дела, а также и умиротворение тех, кто мог бызащитить кардинала или после его смерти повести себя непредсказуемо. Ну, апочти в то же время будет приводиться в исполнение другой план. Мы поднимемверные войска и парижан, займем Бастилию, Арсенал, все городские заставы,арестуем короля и препроводим его в надежное место. Я не исключаю: еговеличество будет настолько здравомыслящим, что немедленно же подпишетупомянутый эдикт, передающий права Главного Наместника герцогу Анжуйскому.

– Ну, а потом?

– Потом? – переспросил принц Конде с крайнепримечательным выражением лица, для полного описания которого понадобилось бы,пожалуй, талантливое перо синьора Никколо Макиавелли. – О, потом намостается надеяться на божественное провидение и одну из тех случайностей, чтоизменяют судьбы государства и венценосцев…

– Сдается мне, я слыхивал о таких случайностях, –усмехнулся д’Артаньян. – Они – а то и божественное провидение – удачнопроявили себя в замке Беркли, а также в монастыре Сен-Клу и на улице Ферронри…[24]

Лицо принца Конде оставалось спокойным и безмятежным:

– Право, дорогой Арамис, я не силен в географии ипредставления не имею, где такие замки, монастыри и улицы и с какими событиямиони связаны…

Герцог Анжуйский коротко хохотнул откровенно, косясь напринца Конде, и, не удержавшись, воскликнул:

– Принц, я отношусь к вам с искренним восхищением иуважением! Вы великолепны!

– Честное слово, не пойму, о чем вы, господа, –ответил принц Конде, выглядевший сейчас олицетворением невинности идобродетели. – Я решительно не понимаю ни хода ваших мыслей, ни смыславаших реплик… Когда я говорил о божественном провидении, я имел в виду исключительното, что король наш Людовик хил, слаб, болезнен, подвержен частым хворям иприступам меланхолии с разлитием желчи, – а потому я уверен, что долго онне протянет, в особенности если произойдут события, которые его крайнерасстроят… Будем уповать на бога, господа, и не более того! Все в руках божиих!

– Черт побери, я вами восхищен, любезныйродственник! – весело сказал герцог Анжуйский. – Великого умачеловек, не правда ли, Арамис?

– О, вы мне льстите, Гастон, – скромно потупилсяпринц. – Ну что ж, признаюсь, я неглуп – и не более того… Что скажете,Арамис?

Д’Артаньян произнес:

– Я подумал о завидной судьбе, какая меня ожидает присмене царствования…

– О, на этот счет можете не беспокоиться! – сказалгерцог Анжуйский. – Будьте уверены, я умею ценить верность… Вы можетевысоко взлететь, шевалье, если не обманете наших надежд…

– Постойте, – спохватился д’Артаньян. – Акакую роль вы отводите ее величеству?

– Но это же ясно, – сказал принц Конде. –Роль ее величества, супруги короля… Гастона. Некоторые наблюдения позволяютдумать, что ее величество Анна Австрийская не будет удручена или испугана такойучастью…

– Она быстро почувствует разницу, – заверилгерцог, самодовольно крутя ус. – Уж я постараюсь…

Д’Артаньян подумал, что яснее нельзя и выразиться: даже СынФранции не имеет права жениться на женщине, будь она хоть королева, при живоммуже. Значит, ее величеству предназначено овдоветь крайне быстро послепретворения в жизнь задуманного – в полном соответствии с правилами, царящими всреде толковых охотников.